Оговорюсь заранее, что "гуманитарная ситуация" - это для меня комплимент. Эти приятные слова, несмотря на катастрофические коннотации, вызывают образ, скажем, Делёза, который, вещая перед засыпающим, покрытым мурашками залом вкрадчивым вкусным голосом про имманентный резистанс искусства, поглаживает себя по лысеющей макушке. И не вызывают, например, образ Виттгенштейна, отделённого от аудитории психогенным мраком и не замечающего, что на стодвенадцатой сентенции у него кончился мел, а продолжающего скрести ногтем по возмущённой доске, в то время как слушатели в ужасе расползаются во все двери. (Прошу прощения за нагромождённые причастия, милые мне своей раздваивающейся сущностью и шипучим шёпотом).
Теперь о структуре. Мой "процесс", как я уже намекал, можно уподобить упрощённой дедукции: если новым утверждением можно нетривиально обогатить запазушное множество, то оно там и сохранится, если же оно уже и так, если угодно, следует, то оно бесследно пропадает. Но я не буду уподоблять дедукции, потому что это сложно и я запутаюсь, если со мной спорить.
Поэтому я скорее уподоблю его векторному пространству, в котором строятся точки и фигуры ("крючки и стрелы"!). Они влияют друг на друга, пересекаются, собираются в узоры, как краска на полу под унитазом, если долго туда наблюдать. И вдруг у нового вектора обнаруживается ортогональная составляющая, и приходится добавлять измерения, и всё уже набросанное в грид внезапно оказывается проекцией, обретает новые длины и ширины! Конечно, если всякая чушь оказывается ортогональной, то измерения множатся и тупеют, как бритвенные принадлежности, и это уже никакая не структура, и надо в голове всё дебажить. Но у меня так почти не бывает, а то бы я рехнулся, и ни одной точки останова, кроме последней скобки.
Вот примерно это я имел в виду, когда писал про смятение и тревогу: перестраивание системы координат, переопределение размерности, сборка мусора.
