Поэтому домой я пошёл через пустырь. Я уже раньше ходил через этот пустырь, он удобно соединяет улицу имени Оттилии Поль, модистки и политической деятельницы, с улицей Князей-Избирателей (бывш. Мельничной), где проститутки изо дня в день хлещут по щекам общественный вкус и зарабатывают на воспитание детей извлечением семенной жидкости из обывателей-автомобилистов (раньше пешеходы тоже могли подвергнуться, но общественность возопила и огородила забором кустистую детскую площадку).
Мой начальник равно как и начальник моего начальника, услышав как я ходил через пустырь, заявили, что все там, дескать, ходят, но один только раз. Потому что дикий цвет презервативов и шприцов круглый год кроет пустырь, и дурман от них идёт такой, что к автомобильной стоянке на Князей-Избирателей бедовый фланёр доходит на ватных ногах, и девушки, отошедшие с улицы вглубь стоянки покурить, передохнуть или ещё за чем, не удостоят его раздутое лицо своего томного подбродившего взгляда. Об этом знают мой начальник и его начальник, но не говорят, а смеются.
Но моя жизнь завела меня в тупик, и я пошёл через пустырь. Теперь его почистили, и дикую поросль заменили на бетон, и тоже огородили отчасти забором. Запах оторвался от почвы и ушёл, видимо, в пригород. Здесь принято бороться с нарушениями посредством забора.
Вдоль забора меня сопровождало бряцанье, которое, как мне казалось, когда я отвлекался от унылых и тупых мыслей, от меня и исходило, но за мной медлительно ехал на велосипеде человек, похожий на бульдога в курточке, и бряцал сразу двумя цепями. Он обогнал меня прямо перед ограждением, на котором, дымя и покачивая каблуком, сидела проститутка, и дружелюбно заорал в её сторону: "Хаст ду люст?! А, шшульдигунг!" И оба засмеялись: у человека на велосипеде задрожали мослы, а у проститутки на парапете рот пополз по кругу, как гусеница в банке.
Hast du Lust? - это общепринятое выражение; оно обозначает буквально "испытываешь ли ты похоть?", но в то же время и "хочется ли тебе?" Мать может спросить это у своего дитя о котлетках; проститутка спрашивает о сопряжении слизистых. В этих словах также содержится вопрос о половом потенциале и порохе в ягодицах, они иллокутивно глубоки. Если проститутке, заботливо справляющейся о потенциале, отказать, она говорит "варум?", и удовлетворительного ответа на этот вопрос не найти. Попытки пошутить звучат в таких случаях дико.
О вариантах ответа я и думал, перейдя дорогу и проходя мимо магазина пустоты, под козырьком которого делили рабочее место две турецкие старушки. Одна из них регулярно позволяет престарелым в пижаме гладить обветшалое декольте; этот процесс не требует автомобиля. К тому же он недолог, и престарелые скоро возвращаются к своим будням в заведении. Проститутка-декольтистка нежданно улыбнулась мне из-под козырька во весь рот, я метнулся и набычился; старушка самодовольно погладила толстым пальцем свою длинную белую щель; её коллега медленно повернула ко мне остатки лица. Мне стало не по себе, но я сдержался. В округе цвели кусты, я обогнул гомонливую группу людей в трениках с лампасами и в леопардовых цветных лосинах и подходил к улице прусского генерала фон Бюлова, за которую проститутки ходят только в штатском. Там, говорят обычно путеводители, бьётся гейское сердце Берлина; там ходят опрятные пары с добрыми лицами, там австрийские прошлогодние вина и кустарное мороженое в вафельных рожках. Но на самой улице Бюлова - мост метрополитена, голуби, стоянки, автомобилисты с личными дорожными средствами, просторными и комфортабельными. Например, напротив магазина "Арбат" часто стоит хаммер. Один сотрудник мне сказал, что хаммеру нельзя прострелить колёса: они из цельной резины. "Американцы придумали," - сказал он, - "когда во Вьетнаме воевали". Мы с ним сидели в ресторане "Сайгон", который обычно располагается напротив хаммера.
Под мостом между Арбатом и Сайгоном меня приветливо встретила малорослая девушка с двумя глазами табачного цвета. Она подошла настолько близко, что почти взяла в рот одну из моих пуговиц. Я думал, что она спросит про похоть, и собрался, но она просто сказала: "Пойдём ебаться?", и я поблагодарил и вежливо отказался. Генеральский светофор показал "смирно"; я остался с девушкой под мостом. "Почему же?" спросила девушка, раскачивая бёдрами и рассматривая мой подбородок. Я отвернулся и отошёл к дороге: "Потому что дрочил много," сказал я вдруг довольно злобно и сразу застыдился того, что из меня полезло. К тому же мне пришло в голову, что это заготовленный ответ не совсем на тот вопрос. "Ты что сказал?" спросила девушка и последовала за мной. "А?" - замялся я. Мы вместе посмотрели на красного человечка. Потом она снова примостилась к моей груди и запрокинула голову профессиональным жестом. Она теперь как бы немного дулась, и одутловатый низ её лица удивительно походил на небольшую женскую грудь. "Пойдём ебаться, почему нет," - залепетала девица, подёргивая круглым красным ротиком и продолжая раскачивать бёдра. "Я тебе не клиент," ответил я на это резко, как сетевой радиоприёмник, досадуя, что она тратит на меня время. Девушка взглянула на меня и в сторону и на меня, я был опрятен. Она сползла с моих пуговиц и отдалилась, приняв закрытую позу. Я скрестил пальцы вдогонку: "Удачи тебе", и пошёл вон на зелёный свет, несколько конфузясь.
Кто-то шёл мне навстречу с тремя афганскими борзыми; на шеи и гривы всех борзых были надеты вязаные трубы. Афганские борзые, у которых уши заправлены в сморщенные вязаные чехлы, выглядят дико и неприлично.
Теперь весна, развязная и невразумительная. Вороны становятся враскоряку на газонах и клумбах и вытирают клювы, запачканные пухом и молодой птичьей кровью. Дрозды вышивают лужайки. Городские жители вычерпывают с улицы воздух оконными рамами, велосипедными насосами, набирают его в плащи и капюшоны.
Зимой грязное небо выглядит так, как будто кто-то хочет вениками заткнуть разбитое окно, а ветер свистит и сыпет стёкла. Как можно поверить тогда, что деревья, зеленея, зашевелятся и защекочут глаза, как папины усы?
