Позже - две лошади, стоящие рядом вальтом, обмахивая друг другу морду. Если дать им яблоко, они съедают его сразу и целиком, как земмелькнедль. Но давать им яблоки не велит хозяин, сам приземистый и серый, как земмелькнедль.
В один вечер - внезапный прорыв в отношениях со словарём. Во-первых, в словарной статье вдруг оказывается цитата - единственная - из той книги, которую я читаю. Во-вторых, мне приходится заглянуть на последнюю страницу. Там слово zyeuter, французский язык как бы невзначай позволяет заглянуть в декольте, но тут же стреляет взглядом, распрямляется и отсылает смотреть вариант через -i-.
Заглянув от скуки под чью-нибудь шляпку, ненароком вспоминаю Вагинова. Некоторое время сердито удивляюсь: зачем читают Булгакова, Стругацких, Акунина, Пелевина, если есть Платонов, Вагинов, Соколов, даже Набоков. Это сложнейшее литературоведческое построение исчезает, когда взгляд останавливается на витрине кулинарного толка. Я нарушаю вегетарианство ради двух вещей: резиновых медвежат со свиным желатином и сыра с вытяжкой из телячьих желудков.
В эпической итальянской киноленте "Кабирия" (в жанре под названием "пеплум" или "меч и сандалии") 1914-ого года на карфагенском трактире надписи настоящим финикийским шрифтом; когда хозяин трактира (в титрах фигурирующий как Бадастерет) богатеет, он вешает на вход красивую каменную табличку с квадратным арамейским письмом. Аккуратными легко читаемыми буквами в табличке значится: BDŠTRT. На поверку имя оказывается заимствованным из финикийских надписей. Все остальные детали мизансцены и сценария в фильме, кажется, настолько же корректны. Голливуд до сих пор не может справиться с современной ему кириллицей.